Пелевин

Однако есть и куда более вменяемая группа фонатов-олдфагов, всё же страдающая многими фонатскими синдромами, но делающая это без позёрства и тому подобного. Для них, собственно, Виктор Олегович в основном и старался. Социальный портрет примерно такой: 25-45 лет; высшее образование, естественнонаучное, как правило; работа творческая, требующая неких интеллектуальных способностей (химик-технолог или, ёпт, не технолог, но с химией знаком, предприниматель, программист), является профи в своей области; доход средний. Образ жизни обычный, вызывающее поведение не отмечается. Гламур, потреблядство, зомбоящик и прочие ритуалы и идолы ротожопия вызывают у него желание поблевать, но сам этот рефлекс уже порядком надоел индивиду. Отмечаются одиночество и обречённость… Вот тут на помощь и приходит человек в очках с короткой стрижкой с мордой, как у бульдозера. Пелевин очень удачно заимствует постмодернистские приёмы, используя их в своих корыстных целях – склеивает культурную мозаику из быдлодействительности, издеваясь над ней как угодно (особен`но доставляет аффтару разрушение обычных социальных дискурсов посредством введения какой-то восточной хуйни мифологии с примесью эзотерики). Его успех (относительный, кстати — тиражи максимум 100000 экземпляров – как раз под численность описанного социального типа в этой стране) этим и объясняется – перестраивая культурные образы, живущие в массовом сознании, в своём порядке, он формирует из них понятную описанному выше типу, соответствующую уровню его интеллектуального развития картину быдлодействительности. Но всегда это не более чем пародия с эффектом рекурсии (как бы ни больно это было сознавать фонатам). Этого поциент часто понять не может: он не видит альтернатив в этой жизни и хватается даже за призрачный, основанный на смехуёчках образ, неосознанно начиная выстраивать свое мышление по тому же принципу, что приводит всё к тому же пресловутому нулю.
Анонимус таки встретил однажды подобного поциента, программиста, кстати сказать. Этот программист говорил, что хотя у литературных критиков, эстетов и прочих интеллектуальных снобов всегда много претензий к Пелевину (см. раздел выше) и часто эти претензии весьма объективные и правильные, это говорит лишь о литературных недостатках произведений. Ибо, по его мнению, подытоживающий постмодернизм в исполнении Витюши ценен не только и не столько как литература, сколько как точный, едкий и ничего не маскирующий портрет действительности. Если действительность с помощью приёмов, используемых Пелевиным описывается хорошо и годно, если эти приёмы дают возможность увидеть какие-то скрытые язвы общества, то и такая литература имеет право на существование, хоть в духовно-фейлософском плане ничего и не даёт (как это и описано выше в этом разделе графоман-куном). Так-то.

На плацу стоит ракета, Всеми гранями сверкает! По плацу идет Пилевин - Он сегодня улетает... Не куда-нибудь, а в космос, В космос тайный космос дальний. Он несет в авоське термос, Бутерброды, пачку чая. Почему же космос тайный?- Спросят дети на уроке Потому что он не в небе, А в Пилевина утробе. Иль точней, в его сознаньи, Или где-то в подсознаниньи, Ну короче, в мирозданьи Скрыто где-то это знанье... Почему же космос дальний, Если он в его утробе?- Шли бы дети вы все нафиг! Видел вас я всех во грОбе!

Пелевин — это нэ! И это нэ-э-э! И это нэ-э-э! Это нэ-э-э! Нэ-э-э! Нэ-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э! нэ-э-э! Нэ-э-э! Нэ-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э! нэ-э-э! Нэ-э-э! Нэ-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э! нэ-э-э! Нэ-э-э! Нэ-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э! нэ-э-э! Нэ-э-э! Нэ-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э! И это нэ-э-э!

такой весь — в очках сцуко чорнова цвета пахош на "зилёнава какбэ берета" не палиццо в тусах, не светиццо в прессе накаченный. видно. есть кубеке в пресе лицом не красив но сваё место знает на лавры кросавчега не посягает берёт абаянием гения мысли риальне, я видел — на нём тёлке висли не любет там разные стихо-творения формата другова ево откравения (хотя есле чесна и блять бес-пристрасна хуячет он като бля адна-абразна) хотя и неплоха. Быть хужэ маглобы а главное — хавают жэ далбаёбы и сотни задротов и ёбаных дур теперь зают дискурс и знают гламур и што это страшно, и то это - зло... атлична бля аффтар, руби бля бабло

Они собрались в старой бане, Надели запонки и гетры, И застучали в стену лбами, Считая дни и километры. Мне так не нравились их морды, Что я не мог без их компаний, Когда вокруг воняет моргом, Ясней язык напоминаний, И я, усталый и разбитый, Зайдя в предбанник, выпив водки, Трезвел, закатывая в рифмы Все эти лбы и подбородки. Из легких, из-под никотина, Сквозь тяжкие, с оттяжкой, стоны, О Боже, думал я, прости нам, Я знаю, стук их незаконен, Ведь Ты, изгнав из Рая в баню, Им предоставил всё, и всё же Стучат они тупыми лбами Из века в век одно и то же… Нет ни разбуженных, ни правых, Стук заменяет все событья, В крови бродящая отрава Крепчает… Впрочем, может быть, я, Себя считая нестучащим, Отдельным, отделенным, личным, Об стену лоб свой бью тем чаще, Чем рифмы движутся ритмичней? И, в зеркалах увидев раны, Забыв мгновенно о причинах, Мы бьемся насмерть с зеркалами Все тем же способом – стучим в них...

— А чем интеллигент отличается от интеллектуала?
— Различие очень существенное, — ответил он. — Я берусь объяснить только аллегорически. Понимаете, что это значит?
Я кивнула.
— Когда вы были совсем маленькая, в этом городе жили сто тысяч человек, получавших зарплату за то, что они целовали в зад омерзительного красного дракона. Которого вы, наверно, уже и не помните…
Я отрицательно покачала головой…
— Понятно, что эти сто тысяч ненавидели дракона и мечтали, чтобы ими правила зеленая жаба, которая с драконом воевала. В общем, договорились они с жабой, отравили дракона полученной от ЦРУ губной помадой и стали жить по-новому.
— А при чем тут интелл…
— Подождите, — поднял он ладонь. — Сначала они думали, что при жабе будут делать точь-в-точь то же самое, только денег станут получать в десять раз больше. Но оказалось, что вместо ста тысяч целовальников теперь нужны три профессионала, которые, работая по восемь часов в сутки, будут делать жабе непрерывный глубокий минет. А кто именно из ста тысяч пройдет в эти трое, выяснится на основе открытого конкурса, где надо будет показать не только высокие профессиональные качества, но и умение оптимистично улыбаться краешками рта во время работы…
— Признаться, я уже потеряла нить.
— А нить вот. Те сто тысяч назывались интеллигенцией. А эти трое называются интеллектуалами.

— На самом деле, именно тенденция увязывать духовные поиски с сексуальными проблемами основана на фрустрации анального вектора либидо.
— Как это? — подняла брови сестричка И.
— А так. Тем, кто это говорит, следует сделать то, что им всегда тайно хотелось — трахнуть себя в задницу.
— Зачем?
— Когда они займутся тем, в чем они понимают, они перестанут рассуждать о том, чего не понимают. У свиньи так устроена шея, что она не может смотреть в небо. Но из этого вовсе не следует, что небо — сексуальный невроз.

— Так вот, «уловка-22» заключается в следующем: какие бы слова ни произносились на политической сцене, сам факт появления человека на этой сцене доказывает, что перед нами блядь и провокатор. Потому что если бы этот человек не был блядью и провокатором, его бы никто на политическую сцену не пропустил — там три кольца оцепления с пулеметами. Элементарно, Ватсон: если девушка сосет хуй в публичном доме, из этого с высокой степенью вероятности следует, что перед нами проститутка.
Я почувствовал обиду за свое поколение.
— Почему обязательно проститутка, — сказал я. — А может это белошвейка. Которая только вчера приехала из деревни. И влюбилась в водопроводчика, ремонтирующего в публичном доме душ. А водопроводчик взял ее с собой на работу, потому что ей временно негде жить. И там у них выдалась свободная минутка.
Самарцев поднял палец:
— Вот на этом невысказанном предположении и держится весь хрупкий механизм нашего молодого народовластия…

— Все, что вы говорите, конечно, интересно, но слишком запутанно, — сказал я, покосившись на военного у стены. — И потом, у меня затекли руки. А что касается прогресса, то я могу вам коротко объяснить, что это такое на самом деле.
— Сделайте милость.
— Очень просто. Если сказать все то, о чем вы говорили, короче, то выйдет, что некоторые люди приспосабливаются к переменам быстрее, чем другие, и все. А вы когда-нибудь задавались вопросом, почему эти перемены вообще происходят?
Тимур Тимурович пожал плечами.
— Так я вам скажу. Вы, надеюсь, не будете спорить с тем, что чем человек хитрее и бессовестнее, тем легче ему живется?
— Не буду.
— А легче ему живется именно потому, что он быстрее приспосабливается к переменам.
— Допустим.
— Так вот, существует такой уровень бессовестной хитрости, милостивый государь, на котором человек предугадывает перемены еще до того, как они произошли, и благодаря этому приспосабливается к ним значительно быстрее всех прочих. Больше того, самые изощренные подлецы приспосабливаются к ним еще до того, как эти перемены происходят.
— Ну и что?
— А то, что все перемены в мире происходят исключительно благодаря этой группе наиболее изощренных подлецов. Потому что на самом деле они вовсе не предугадывают будущее, а формируют его, переползая туда, откуда, по их мнению, будет дуть ветер. После этого ветру не остается ничего другого, кроме как действительно подуть из этого места.

— Главная мысль, которую человек пытается донести до других, заключается в том, что он имеет доступ к гораздо более престижному потреблению, чем про него могли подумать. Одновременно с этим он старается объяснить окружающим, что их тип потребления гораздо менее престижен, чем они имели наивность думать. Этому подчинены все социальные маневры. Больше того, только эти вопросы вызывают у людей стойкие эмоции.
— Вообще-то мне в жизни попадались и другие люди, — сказал я с легкой иронией.
Иегова кротко посмотрел на меня.
— Рама, — сказал он, — вот прямо сейчас ты пытаешься донести до меня мысль о том, что ты имеешь доступ к более престижному потреблению, чем я, а мой тип потребления, как сейчас говорят, сосет и причмокивает. Только речь идет о потреблении в сфере общения.

— Манипуляции с фактами служат просто внешним оформлением энергетической сути каждого высказывания. Представьте, например, что прибалтийский дипломат говорит вам на посольском приеме:
– Сталин, в широкой исторической перспективе, – это то же самое, что Гитлер, а СССР – то же самое, что фашистская Германия, только с азиатским оттенком. А Россия, как юридический преемник СССР – это фашистская Германия сегодня.
На сущностно-энергетическом уровне эта фраза имеет приблизительно такую проекцию: «Ванька, встань раком. Я на тебе верхом въеду в Европу, а ты будешь чистить мне ботинки за десять евроцентов в день».
На этом же уровне ответ, разумеется, таков:
«Соси, чмо болотное, тогда я налью тебе нефти – а если будешь хорошо сосать, может быть, куплю у тебя немного шпрот. А за то, что у вас был свой легион СС, еврейцы еще сто лет будут иметь вас в сраку, и так вам и надо».
Но на геополитический уровень сущностный ответ проецируется так: – Извините, но это довольно примитивная концепция. Советский Союз в годы Второй мировой войны вынес на себе главную тяжесть борьбы с нацизмом, а в настоящее время Россия является важнейшим экономическим партнером объединенной Европы. И любая попытка поставить под вопрос освободительную миссию Красной Армии – это преступное бесстыдство, такое же отвратительное, как отрицание Холокоста.